про любимый театр...
Oct. 7th, 2008 12:22 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
«У меня есть мысль, и я буду её думать»…
или о бедствии клипово-сериального мышления.
«Ты замолчала на любимом месте, на том, где сторожа кричат в Мадриде, я сам из поколенья сторожей»
С. Гандлевский
Обязательно приходите на спектакль «Моя старшая сестра» в «Эрмитаже». Даже если вам не хватит метафоричности спектаклей по Хармсу, безудержной пушкинианы, страстного и знойного карнавального танго, вы всё равно должны увидеть этот гимн театру. «Любите ли вы театр так, как люблю его я?»
Этот театр со всеми его закулисными интригами, с горечью недооценённости и недореализованности, с ревностью, но и с бесконечно щедрой самоотдачей. Мне ли понять, как это уживается? Воистину даже актёрам не дано предугадать, как ихнее слово отзовётся! Даже если это слово всего лишь «кушать подано». Даже если твоя роль – две реплики в середине третьего акта – может быть, именно эти две реплики и составят смысл спектакля для одного конкретного зрителя. Для твоего зрителя.
Ни один уважающий себя патриот, полагал Гилберт Кийт Честертон, не станет хвастаться тем, какая большая его страна, но он никогда не упустит случая похвастаться тем, какая она маленькая. Как я его понимаю!
Это же лучше всего, что «Эрмитаж» такой маленький, что в нём есть самый лучший на свете малый зал, который настолько мал, что даже после того, как все представители прессы и почётные гости будут усажены на первых трёх-пяти-семи рядах, останется как раз столько места, чтобы действие разворачивалось прямо перед твоими глазами. Чтобы видеть мельчайшие оттенки эмоций на лицах артистов, чтобы Владимир Жорж мог без слов, одним движение бровей, улыбкой, разговаривать с залом, зная, что его услышат и, более того, поймут, и, что ещё важней, выполнят его молчаливую просьбу. А ещё в таком маленьком зале тесно-тесно перемешаются обычные зрители и коллеги-артисты, и… Мне вот раньше не случалось смотреть спектакль вместе с Юлием Кимом и любимым режиссёром. Я бывала на действах, где Левитин был рядом, но руководил и действовал, а в этот раз он был молчаливым зрителем.
А ещё Михаил Захарович очень быстро бегает… Мы, на всякий случай, припасли отдельный цветочек. Для режиссёра. Он ведь выйдет на поклоны на премьерном спектакле, верно? Но не очень рассчитывали на удачу. Левитин таки вышел. Барышня с тремя розочками сделала проворное движение, да где там! Спина режиссёра уже исчезала в кулисах… Мы только переглянуться успели. Наверное, если на следующем спектакле заранее встать у выхода из-за сцены малого зала… Очень рекомендую.
Правда, вручить цветов так, как предполагалось вначале, просто не получилось. Выход на поклоны в этом спектакле таков, что когда ты подходишь к сцене, и видишь их всех, замерших перед тобой… Моих душевных сил хватило только на то, чтобы уронить всю охапку к ногам Ирины Богдановой. К ногам всех артистов, создавших этот театр в театре.
А Левитин, как я уже не раз писала, гений, обыкновенный гениальный режиссёр.
В частности, мой любимый режиссёр – мастер финала. Он может всё, даже поставить трагическую точку после вполне состоявшегося хэппи-энда. Наверное, в зазвучавших в финале голосах были перемешаны и те, кто ещё жив, и те, кого больше нет. Это было не важно. Это было прошлое. Это были корни. И я плакала, как плакала и потом, уже выходя из зала, уже выйдя из театра, потому что не всегда уходящее в прошлое остаётся в памяти. И даже если остаётся, но только в моей, то это тоже несправедливо. А Левитин очень явно показал, что прошлое весомо не для меня одной.
Когда-то давным-давно мы пытались понять, зачем в двадцать первом веке Левитин воскрешает почти забытые шестидесятые, к кому он обращается. К своим ровесникам что ли? Ведь непонятно, забылись реалии, нужен переводчик.
И вот спектакль про шестидесятые. Картинки недавнего прошлого… И я знаю теперь, почему мне это важно. Потому что про моих старших. Потому что воссозданы не точные подробности, но самый дух того времени, когда они жили.
Потому что тогда порой бывало очень хорошо.
Они были счастливы.
И я не могу ответить на вопрос главной героини: «Неужели это больше никогда не вернётся?»
В начале двадцать первого века я знаю, возможно, даже больше, чем она во второй половине двадцатого.
Но я тоже хочу быть счастливой.
И маленькое послесловие…
Меня очаровала в этом спектакле его невероятная для Левитина традиционность. В том смысле, что он буквально наступил на горло собственному карнавалу и не пустил его никуда. Это обрекает спектакль на возможную исчерпаемость, но не сулит краткой жизни и быстрого забвения, поскольку любимые артисты вновь и вновь соберут нас к свои ногам, вслушиваться и ловить нюансы.
Но… Но Левитин, друзья мои, есть Левитин, и там, где он не может выкрутиться явным карнавалом, он выкручивается карнавалом тайным. И вот уже я слышу в премьерном спектакле эхо левитинской же пушкинианы, вот возникает тень фильмов, снятых на десятилетия позже, чем время действия спектакля, вот возникает тема Маяковского, каким он видится на сцене «Эрмитажа». И так радостно ловить эти аллюзии, незаметные тому, кто ещё мало знаком с театром Левитина, но самоценные в контексте всего действия.
Ребята, мне так нравится слушать и слышать, думать и обдумывать. Неужели, у моих детей есть шанс этому не научиться, благодаря агрессивности окружающей информационной среды?!
Я вспомнила, почему у моего текста столь странный заголовок!
Я просто забыла первернуть страницу тетради, где были гео наброски. Итак, продолжение и окончание, которое закольцует текст и позволит понять, в чём его главная мысль. Или не позволит?
В общем, читайте:
"А Левитин очень явно показал, что прошлое весомо не для меня одной." (и далее следует такой текст)
Что мысль, когда-то оброненную Александром Таировым или Игорем Терентьевым, можно думать очень долго. Почти столетие. Почему-то мне очень захотелось, чтобы со сцены прозвучал голос Коонен, я никогда не слышала её голоса.
А ещё артисты не выросли. Их герои не выросли. Сухарев так и остался набыченным мальчиком. Лида – девчонкой.
Засыпает родной Ленинград… Я очень благодарна Михаилу Захаровичу за то, что он не попытался максимально приблизить пьесу Володина к современности, и не меньше благодарна его чутким художникам по сцене и по костюмам, Гарри Гуммелю в первую очередь. Я за мысли, которые можно думать долго!
no subject
Date: 2008-10-07 06:58 am (UTC)А научить думать и обдумывать -- это, боюсь, к маме. Чтобы не расчитывать на окружающую среду :)
no subject
Date: 2008-10-07 07:04 am (UTC)