надо бы написать про то, как я справляла один день рожденья, но...

Ввиду своеобычной нехватки времени будут стихи...

ПУСТЬ ГОВОРЯТ

 

А как стала она рассказывать, ничего не ясно.

Вот, говорит, дочку рОдила, не отдАла в ясли.

Сама, говорит, кормила-поила.

А у самой в грудях одно молозИво.

 

А сама така прОста, и одета бедно.

На лице короста, и перхоть видно.

А и плачет, и губами шлендрает, и носом усердно.

Но что-то с дитем, видно.

 

А и сморщились все вокруг мухоморы,

Хотели что-нибудь о хорошем, а - снова.

Ребятенка жалко, по рядам пошли разговоры,

Ну, давай уже, не томи, что с ребенком, корова.

 

1) Вот интересно женщине, никогда не рожавшей,

Полноценным ли получился мальчик. Она – девочка.

Ну, девочка. Полноценная, спрашивают у Вас, девочка.

А то, когда врачи когда щипцами тянут…

 

2) Другая женщина, у которой трое их, трое,

Понимает, раз ребенок сосет, значит, первый вопрос отпадает.

Да было ли молоко? Или так, водица? Ну, вам же уже говорили!

Ну! Какое уж тут развитье? Да здоров ли младенец?

 

3) Третья так и решила: будет сейчас мамаша просить денег.

Дескать, муж бездельник,

вот вам счет, у детки лейкоз, посмотрите фото.

А она, тля на травинке, машет рукой: померла в восемь лет дочка. Мне так и говорили после того случая, не проживет больше. Родилась здоровенькой, правда, набирала слабо. Молоко у меня водянистое, ваша правда. Ну, сидим мы с ней как-то раз на скамейке. То есть я сижу и держу ее на коленках, запеленутую, пяти кило нету. У меня еще такое теплое из фланельки платье, я потом из него делала ей подстилки, она же в постель мочилась. Вот лежит ребенок, а я коленки - одну на другую, чтобы держать повыше, чтобы ближе доставала лялька сосок. Вынула груди, бери, какую захочешь. Она засмотрелась, рот открыла, никак не может выбрать. Тут-то вот и случилось.

Вся аудитория подалась вперед и совсем смолкла.

Ты говоришь. Над нами дерево закачалось.

То ли кто его сверху тронул невидимою рукою,

то ли над нею, лялькой, судьба в этот миг промчалась...

Так что я…

говорила? Да! Так вот

открыла она свой рот

и смотрит,  лежит, застыла.

А под нею уже не я, а могила.

Смотрю: на лобик ей легкая мошка упала,

и покатилась, по щечке, в рот попала.

Режиссер кобенится: тормозит передача.

Студия, плача,

голосует «за» и «против». Баба сидит и уже не плачет,

а только смотрит перед собою и повторяет «клещ».

А первая думает, странная вещь –

жизнь, вторая думает: перевернуть ребенка и по спине постучать,

пальцем достать

и много еще чего перебирает в голове, словно это сейчас может помочь.

А третья думает, какая же я сукина дочь,

змеюка.

И кусает себя за ухом. А тот, кто омывает Останкино со всех сторон,

совершенно не слышен, потому что звука

этого нет в сценарии передачи. Сука

выпускающая  дает рекламу, зовут следующего участника, прилаживают микрофон.

Мария Ватутина

и вдогонку... Про Новикова

( рецензия на книгу Дениса Новикова  )