dark_aio | Геннадий Жуков "это после меня"... (Reply)

Вот этот город...

Геннадий Жуков



Вот этот город

Я скажу что люблю, но скажу что люблю во след

Любви, что этим городом прошла.

Вот этот город

Я скажу, что люблю этот синий прозрачный свет

Зависшего над городом крыла.

Только что ж я люблю - дым его площадей,

Или пряную пену помпезных огней,

Беломраморный зал там где вор и делец,

Иль промозглый подвал там где сор и певец?

Этот город, где Ника как выкрик глядит

Над растресканой жалобой Кариатид,

Над подсохшею коркою вечных трущоб.

Я люблю этот город, но что же еще?

Город, детский отсвет ловлю

Беглых взглядов твоих людей

В кипении наречий и племен.

Вот этот город

Я скажу, что люблю все больнее и все нежней -

Мой детский, мой неутоленный сон.

И ты помни, душа, от чего суета :

Здесь врата на Кавказ и в Россию врата

И не слышно за гулом и лязгом ворот,

Что мальчоночка мне под гитару поет.

А залетный торговец с компанией дам

Переводит мальчонечке жизнь по складам,

И прищурясь глядят приблатненный юнец

И отец городской, он же крестный отец.

А с Кавказа сквозняк, из России сквозняк,

Повстречавшись как скорый и как товарняк,

Вдохновенно гудят в разошедшийся шов

Приоткрытых ворот, только что же еще?

А еще старый двор проперченный золой

С легендарной, воспетой ростовской урлой

И родное, а нынче чужое окно.

Я ушел, а оно еще отворено.

А потом, проржавев на придонных ветрах,

Дом рассыплется в пыль, дом рассыплется в прах

И сотрется, и в Дон с талым снегом стечет.

Я люблю этот город, но что же еще?

Уходящий мой город, мальчишеский сон

Убывающий в небыль, сползающий в Дон,

Уносимый потоком безжалостных дней

Мне швыряет как пену своих голубей.

Слышишь, да ты и не слышишь о чем я тебе.

Кто я тебе и что ты мне, да я люблю но кто я тебе?

Тише я сам себе твержу, что я могу сказать

Только смешенье снов и слов.

Все, что скажу знаешь :

Вся нежность моя и боль, ночью нежнее боли нежность

Больнее. Позже пусть кто-нибудь скажет, что же еще позже,

Пусть кто-нибудь скажет в чем виноват после,

Когда взойдут огни и сойдет закат после,

Но это после меня, да...

Сразу споткнулся о память, едва ...

Олег Чухонцев

 Сразу споткнулся о память, едва вошел

 со свету в сени, споткнулся на ровном месте:

 видно, недавно перестелили пол,

 вот и споткнулся, а думал, сказать по чести,

 что уже все! что и память постерлась так,

 что даже сердце не дрогнет. Но дрогнул шаг.

 

 Что вы хотите, минуло столько лет, 

 что и последний след потерять пора бы 

 и на усушку-утруску списать сюжет 

 о возвращении блудного сына, дабы 

 сын осознал неизбежное наконец, 

 что он, по крайней мере, и сам отец.

 

 Вот он, твой дом, согретый сырым теплом, 

 шведка-голландка, ее изразцы остыли, 

 стоя бок о бок теперь с паровым котлом, 

 что она здесь: обломок преданья или 

 напоминанье о том, что и самый дух 

 с дымом уходит, если очаг потух?

 

 Двор и гараж при конюшне, а дальше, там, 

 между панельных дылд и хрущоб, теснятся 

 остовы яблонь и парниковых рам, 

 как за кормильцем хворые домочадцы 

 на сундучке своем: не серчай, племяш, 

 то же хозяйство, словом, что и пейзаж. 

 

 Много прочел я книг и прошел дорог, 

 много стальной и медной попил водицы, 

 ну а теперь хотел бы на свой порог, 

 к притолоке с зарубками прислониться, 

 да об одном забыл в суете сует: 

 этого места больше на свете нет.

 

 Это огонь невидимый все пожрал, 

 прахом развеял видимое глазами, 

 только его языки и его оскал 

 знают, какие печи гудят под нами, 

 голая пустошь всюду, она же сад, 

 тысячелетние тени во мгле дрожат.

 

 Ветром провеять, что ли, и пеплом пасть, 

 ветром и пеплом, в мир отлетая лучший? 

 Вольному воля - чудищу облу в пасть 

 или же к чреслам Отца головой заблудшей! 

 Что в этой жизни горше всего, дружок? 

 Хлеб преломить да выпить на посошок.

 

 Путь ли бездомный, быт ли наш кочевой, 

 каждый в России - калика перехожий. 

 Вот и хочу я вырыть колодец свой, 

 чтоб человек какой или птенчик Божий 

 ковшик нашли с водою, а нет, ну что ж, 

 есть еще Млечный Путь и Небесный Ковш.





 Сергей Гандлевский



                    ***

Вот наша улица, допустим,
Орджоникидзержинского.
Родня советским захолустьям,
Но это все-таки Москва.
Вдали топорщатся массивы
Промышленности некрасивой —
Каркасы, трубы, корпуса
Настырно лезут в небеса.
Как видишь, нет примет особых:
Аптека, очередь, фонарь
Под глазом бабы. Всюду гарь.
Рабочие в пунцовых робах
Дорогу много лет подряд
Мостят, ломают, матерят.

Вот автор данного шедевра,
Вдыхая липы и бензин,
Четырнадцать порожних евро-
бутылок тащит в магазин.
Вот женщина немолодая,
Хорошая, почти святая,
Из детской лейки на цветы
Побрызгала и с высоты
Балкона смотрит на дорогу.
На кухне булькает обед,
В квартирах вспыхивает свет.
Ее обманывали много
Родня, любовники, мужья.
Сегодня очередь моя.

Мы здесь росли и превратились
В угрюмых дядь и глупых теть.
Скучали, малость развратились —
Вот наша улица, Господь.
Здесь с окуджававской пластинкой,
Староарбатскою грустинкой
Годами прячут шиш в карман,
Испепеляют, как древлян,
Свои дурацкие надежды.
С детьми играют в города —
Чита, Сучан, Караганда.
Ветшают лица и одежды.
Бездельничают рыбаки
У мертвой Яузы-реки.

Такая вот Йокнапатофа
Доигрывает в спортлото
Последний тур (а до потопа
Рукой подать), гадает, кто
Всему виною — Пушкин, что ли?
Мы сдали на пять в этой школе
Науку страха и стыда.
Жизнь кончится — и навсегда
Умолкнут брань и пересуды
Под небом старого двора.
Но знала чертова дыра
Родство сиротства — мы отсюда.
Так по родимому пятну
Детей искали в старину.

Письма из города. Дворик

Геннадий Жуков

...Ты качала, ты лелеяла, нянькала глупую душу мою,
Дворовая родня - обиталище тасок и сплетен.
Гей ! урла дорогая ! мне страшно, но я вас люблю,
Мне уже не отречься. Я ваш. Я клеймен. Я приметен
По тяжелому взгляду, железному скрипу строки -
Как ножом по ножу - и, на оба крыла искалечен,
В три стопы - как живу - так пишу, и сжимает виски
Жгут тоски по иному - по детству чужому... Я мечен.

Этим жестким жгутом, он мне борозды выел на лбу
И поставил навыкат глаза - на прямую наводку -
Чтоб глядел я видел: гляжу я и вижу в гробу
Этот двор, этот ор, этот быт, эту сточную глотку
Дворового сортира (в него выходило окно),
Склоки жадных старух, эту мерзость словесного блуда...
Я люблю вас и я ненавижу, мне право дано -
Я из наших, из тутошних, я из своих, я отсюда.

Испытателем жизни - вне строп, вне подвесок, вне лонж,
Меня бросили жить, и живу я, края озирая :
Из какого же края залетный восторженный "бомж"
Залетел я, и где же - ну где же! - края того края ?
Камень краеуголен... Но взгляд мой, по шару скользя -
Как стекло по стеклу - возвращается к точке начала...
Ну нельзя было в этом дворе появляться, нельзя !
Не на свет и на звук, а на зык и на гук ты качала...