![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Entry tags:
Глоток воздуха в Театре Левитина.
Левитин поставил Эрдмана!
И я, наконец, смогла побывать на премьере.
Михаил Захарович в последнее время, как мне кажется, последовательно знакомит нас с творчеством выдающихся людей, которых постепенно забывают. Книга о Таирове. Спектакль по Эрдману. Не просто спектакль о Николае РобЕртовиче Эрдмане, не просто постановка одной из его знаменитых и несчастливых в своей сценической судьбе пьес, но спектакль, собравший воедино остроумнейшие интермедии и горькие басни, монологи из "Самоубийцы" и прямую речь писем. Спектакль, созданный из воздуха, как сказал сам Левитин перед началом первого действия.
Это люди, которых НЕ НАДО забывать!
Поэтому в программку вложена биографическая справка о Николае Робертовиче Эрдмане. И я очень тронута таким необидным и неназидательным снисхождением к моему невежеству. Я читаю, разинув рот, о причастности Эрдмана ко всему, что когда-то становилось событием в моей жизни. Чёрно-белая "Волга-Волга", непревзойдённый "Морозко", шварцевский "Каин XVIII" (список далеко не полон).
Поэтому для тех, кто придя на премьеру, не хочет (или не может) позволить себе купить программку, рассказ об Эрдмане повторяется на стене в фойе. Совсем в другом изложении - отдельная краска для гурманов вроде меня, которые и по сторонам глазами шарят, и в программку посматривать не забывают.
А спектакль действительно из воздуха.
Иногда этот воздух пузырится, как шампанское, опьяняет, ударяет в голову, и ты рыдаешь от смеха, видя как божественный Арсений Ковальский узнаёт маму в графине.
Иногда этот воздух очарователен своей узнаваемостью, когда ты, уткнувшись в ухо соседу, предсказываешь окончание фразы, и довольно ухмыляешься, обнаружив, что чудесный Стас Сухарев именно это и произносит.
Но порой воздух становится чёрен.
И ты понимаешь, что это очень важно, иметь право на очень маленькую и очень частную жизнь в эпоху великих строек, и право на шёпот.
"Нам трудно жить..."
И понимаешь, что проглядел в строках пьесы Эрдмана жалость. Просто жалость к просто человеку.
И детская улыбка так и не заговорившей циркачки в финале спектакля перекидывает мост от прошлого Эрдмана и его страны к моему будущему и будущему моей страны. Но этот мост не упрощает, как мост, перекинутый в спектакле от Шекспира к тридцатым, но всё усложняет, формулирует несказуемое.
И мы апплодируем, сами не зная кому мы апплодируем. Труппе? Левитину? Эрдману?
Жизни.
И я, наконец, смогла побывать на премьере.
Михаил Захарович в последнее время, как мне кажется, последовательно знакомит нас с творчеством выдающихся людей, которых постепенно забывают. Книга о Таирове. Спектакль по Эрдману. Не просто спектакль о Николае РобЕртовиче Эрдмане, не просто постановка одной из его знаменитых и несчастливых в своей сценической судьбе пьес, но спектакль, собравший воедино остроумнейшие интермедии и горькие басни, монологи из "Самоубийцы" и прямую речь писем. Спектакль, созданный из воздуха, как сказал сам Левитин перед началом первого действия.
Это люди, которых НЕ НАДО забывать!
Поэтому в программку вложена биографическая справка о Николае Робертовиче Эрдмане. И я очень тронута таким необидным и неназидательным снисхождением к моему невежеству. Я читаю, разинув рот, о причастности Эрдмана ко всему, что когда-то становилось событием в моей жизни. Чёрно-белая "Волга-Волга", непревзойдённый "Морозко", шварцевский "Каин XVIII" (список далеко не полон).
Поэтому для тех, кто придя на премьеру, не хочет (или не может) позволить себе купить программку, рассказ об Эрдмане повторяется на стене в фойе. Совсем в другом изложении - отдельная краска для гурманов вроде меня, которые и по сторонам глазами шарят, и в программку посматривать не забывают.
А спектакль действительно из воздуха.
Иногда этот воздух пузырится, как шампанское, опьяняет, ударяет в голову, и ты рыдаешь от смеха, видя как божественный Арсений Ковальский узнаёт маму в графине.
Иногда этот воздух очарователен своей узнаваемостью, когда ты, уткнувшись в ухо соседу, предсказываешь окончание фразы, и довольно ухмыляешься, обнаружив, что чудесный Стас Сухарев именно это и произносит.
Но порой воздух становится чёрен.
И ты понимаешь, что это очень важно, иметь право на очень маленькую и очень частную жизнь в эпоху великих строек, и право на шёпот.
"Нам трудно жить..."
И понимаешь, что проглядел в строках пьесы Эрдмана жалость. Просто жалость к просто человеку.
И детская улыбка так и не заговорившей циркачки в финале спектакля перекидывает мост от прошлого Эрдмана и его страны к моему будущему и будущему моей страны. Но этот мост не упрощает, как мост, перекинутый в спектакле от Шекспира к тридцатым, но всё усложняет, формулирует несказуемое.
И мы апплодируем, сами не зная кому мы апплодируем. Труппе? Левитину? Эрдману?
Жизни.